Неточные совпадения
Аммос Федорович.
Помилуйте, как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству…
постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)Не смею более беспокоить своим присутствием. Не
будет ли какого приказанья?
Что-то такое он представлял себе в езде на степной лошади дикое, поэтическое, из которого ничего не выходило; но наивность его, в особенности в соединении с его красотой,
милою улыбкой и грацией движений,
была очень привлекательна. Оттого ли, что натура его
была симпатична Левину, или потому, что Левин
старался в искупление вчерашнего греха найти в нем всё хорошее, Левину
было приятно с ним.
— Mon cher, — отвечал я ему,
стараясь подделаться под его тон: — je meprise les femmes pour ne pas les aimer, car autrement la vie serait un melodrame trop ridicule. [
Милый мой, я презираю женщин, чтобы не любить их, потому что иначе жизнь
была бы слишком нелепой мелодрамой (фр.).]
Его доброе немецкое лицо, участие, с которым он
старался угадать причину моих слез, заставляли их течь еще обильнее: мне
было совестно, и я не понимал, как за минуту перед тем я мог не любить Карла Иваныча и находить противными его халат, шапочку и кисточку; теперь, напротив, все это казалось мне чрезвычайно
милым, и даже кисточка казалась явным доказательством его доброты.
Милый друг,
К чему вопрос такой? тревожит
Меня напрасно он. Семью
Стараюсь я забыть мою.
Я стала ей в позор;
быть может
(Какая страшная мечта!),
Моим отцом я проклята,
А за кого?
«Я
старался и без тебя, как при тебе, и служил твоему делу верой и правдой, то
есть два раза играл с
милыми „барышнями“ в карты, так что братец их, Николай Васильевич, прозвал меня женихом Анны Васильевны и так разгулялся однажды насчет будущей нашей свадьбы, что
был вытолкан обеими сестрицами в спину и не получил ни гроша субсидии, за которой
было явился.
— И тем лучше, что не понимаешь, и, признаюсь, мой друг, я
был в этом уверен. Brisons-là, mon cher, [Оставим это, мой
милый (франц.).] и
постарайся как-нибудь не играть.
Больше же всех
была приятна Нехлюдову
милая молодая чета дочери генерала с ее мужем. Дочь эта
была некрасивая, простодушная молодая женщина, вся поглощенная своими первыми двумя детьми; муж ее, за которого она после долгой борьбы с родителями вышла по любви, либеральный кандидат московского университета, скромный и умный, служил и занимался статистикой, в особенности инородцами, которых он изучал, любил и
старался спасти от вымирания.
Я остался ждать с его
милой, прекрасной женой; она сама недавно вышла замуж; страстная, огненная натура, она принимала самое горячее участие в нашем деле; она
старалась с притворной веселостью уверить меня, что все пойдет превосходно, а сама
была до того снедаема беспокойством, что беспрестанно менялась в лице.
— Более всего надо беречь свое здоровье, — говорил он догматическим тоном, — и во-первых, и главное, для того чтоб остаться в живых, а во-вторых, чтобы всегда
быть здоровым и, таким образом, достигнуть счастия в жизни. Если вы имеете, мое
милое дитя, какие-нибудь горести, то забывайте их или лучше всего
старайтесь о них не думать. Если же не имеете никаких горестей, то… также о них не думайте, а
старайтесь думать об удовольствиях… о чем-нибудь веселом, игривом…
— Без сомнения, — подхватил князь, — но, что дороже всего
было в нем, — продолжал он, ударив себя по коленке, — так это его любовь к России: он, кажется,
старался изучить всякую в ней мелочь: и когда я вот бывал в последние годы его жизни в Петербурге, заезжал к нему, он почти каждый раз говорил мне: «
Помилуй, князь, ты столько лет живешь и таскаешься по провинциям: расскажи что-нибудь, как у вас, и что там делается».
Он чувствовал, что если Настенька хоть раз перед ним расплачется и разгрустится, то вся решительность его пропадет; но она не плакала: с инстинктом любви, понимая, как тяжело
было милому человеку расстаться с ней, она не хотела его мучить еще более и
старалась быть спокойною; но только заняться уж ничем не могла и по целым часам сидела, сложив руки и уставя глаза на один предмет.
—
Было время — ужасти как тосковал! Ну, а теперь бог хранит. Постепенно я во всякое время
выпить могу, но чтобы так: три недели не
пить, а неделю чертить — этого нет! Живу я смирно, вникать не желаю; что и вижу, так
стараюсь не видеть — оттого и скриплю.
Помилуйте! при моих обстоятельствах, да ежели бы еще вникать — разве я
был бы жив! А я себя так обшлифовал, что хоть на куски меня режь, мне и горюшка мало!
Все это
было уже не ново Олесе в моем толковании, но на этот раз она даже и слушать меня не стала. Она быстрым движением сбросила с себя платок и, скомкав его, бросила мне в лицо. Началась возня. Я
старался отнять у нее цветок боярышника. Сопротивляясь, она упала на землю и увлекла меня за собой, радостно смеясь и протягивая мне свои раскрытые частым дыханием, влажные
милые губы…
Девушка наскоро
выпила стакан чаю и начала прощаться. Она поняла, кажется, в какое
милое общество попала, особенно когда появилась Мелюдэ. Интересно
было видеть, как встретились эти две девушки, представлявшие крайние полюсы своего женского рода. Мелюдэ с нахальством трактирной гетеры сделала вид, что не замечает Анны Петровны. Я
постарался увести медичку.
Вообще это
была замечательно
милая девушка, которая в течение целого вечера упорно жертвовала собой, — больше того, она
старалась оставаться незаметной, на что решатся очень немногие женщины.
— Да некогда,
милый друг, у нас нынче своею службой почти никто не занимается; мы все нынче завалены сторонними занятиями; каждый сидит в двадцати комитетах по разным вопросам, а тут благотворительствовать… Мы ведь нынче все благотворим… да: благотворим и сами, и жены наши все этим заняты, и ни нам некогда служить, ни женам нашим некогда хозяйничать… Просто беда от благотворения! А кто в военных чинах, так еще
стараются быть на разводах, на парадах, на церемониях… вечный кипяток.
Ну, вижу, сынок мой не шутя затеял кружиться, и отписала ему, чтобы
старался учиться наукам и службе, а о пустяках, подобных городским барышням, не смел думать, а он и в этот тон ответ шлет: «Правы, — говорит, — вы,
милая маменька, что, не дав мне благословления, даже очень меня пожурили: я вполне того
был достоин и принимаю строгое слово ваше с благодарностью.
— Его крестьяны из деревни подослали, чтобы работы себе добыть, ежели барка омелеет…
Пой,
милый, пуще
старайся!..
Федя. Я тебя очень понимаю, Саша,
милая, и на твоем месте я бы сделал то же:
постарался бы как-нибудь вернуть все к старому, но на моем месте, если ты,
милая, чуткая девочка,
была бы, как ни странно это сказать, на моем месте, — ты бы, наверное, сделала то, что я, то
есть ушла бы, перестала бы мешать чужой жизни…
Федя (жмет руку). Благодарствуйте,
милый князь. Я всегда знал вас за честного, доброго человека. Ну, скажите, как мне
быть? Что мне делать? Войдите во все мое положение. Я не
стараюсь сделаться лучше. Я негодяй. Но
есть вещи, которые я не могу спокойно делать. Не могу спокойно лгать.
— Не
будем стараться повторять жизнь, — продолжал он, — не
будем лгать сами перед собою. А что нет старых тревог и волнений, и слава богу! Нам нечего искать и волноваться. Мы уж нашли, и на нашу долю выпало довольно счастия. Теперь нам уж нужно стираться и давать дорогу вот кому, — сказал он, указывая на кормилицу, которая с Ваней подошла и остановилась у дверей террасы. — Так-то,
милый друг, — заключил он, пригибая к себе мою голову и целуя ее. Не любовник, а старый друг целовал меня.
Настя. Чему? Я сама ничего не знаю. Вы видели, как меня воспитывали. Меня учили только тешить гостей, чтоб все смеялись каждому моему слову; меня учили
быть милой да наивной; ну, я и
старалась.
Теперь говорили все разом, и ничего нельзя
было разобрать. Ужин подходил к концу. В недопитых рюмках и в тарелках с недоеденным лимонным желе торчали окурки. Гости наливались пивом и вином. Священник разлил на скатерть красное вино и
старался засыпать лужу солью, чтобы не
было пятна, а хозяйка уговаривала его с
милой улыбкой, кривившей правую половину ее рта вверх, а левую вниз...
Софья Михайловна. Нет, вы знаете это! Вы должны это знать! Я на коленях вас
буду умолять,
буду целовать ваши руки! Ну, добрый,
милый Прихвоснев, говорите! (
Старается взять его за руки.)
—
Милый папа! Дорогой мой! Бедный! Ненаглядный! Я люблю тебя… Я люблю тебя бесконечно, дорогой отец! Даю тебе слово, честное слово, сделать все возможное, исправиться, чтобы
быть похожей на остальных девушек. Ты увидишь мои усилия, мои старания, папа! Ты поймешь меня! Ради тебя, ради моей любви к тебе, я
постараюсь обуздать свою дикость, я пойду наперекор природе, создавшей меня горянкой. Я обещаю тебе это. Я обещаю тебе это, отец!
И такой тебя увидит сегодня весь Гори.
Постарайся же
быть милой, любезной хозяйкой, дитя! Сбрось свою обычную застенчивость, хотя бы на время. Не дичись.
Будь настоящей молоденькой хозяйкой. Не правда ли, ты
постараешься доставить мне удовольствие, Нина?
Года два он прожил там со мною, мой
милый, единственный друг… И вот однажды его укусила бешеная собака… Я всеми силами
старалась спасти его… И не могла… Он умер, и начальница нашего пансиона, очень жалевшая меня, приказала сделать с него чучело и подарила его мне… моего бедного мертвого Мурку… Но мертвый не может заменить живого… А я так привязалась к нему! Ведь он
был единственным существом в мире, которое меня любило! — глухо закончила свой рассказ Нан…
Я вполне понимала мою
милую подружку, потому что сама горела желанием поделиться радостью с мамой и домашними. Мои баллы
были немногим хуже княжны. Но все же я
старалась изо всех сил
быть не ниже первого десятка и успела в своем старании: я
была пятою ученицей класса.
Я говорил, а сам не отрывал глаз от ее
милого, радостно-смущенного лица. Я видел, как она рада происшедшей во мне перемене и даже не
старается скрыть этого, и мне неловко и стыдно
было в душе, и хотелось яснее показать ей, как она мне дорога.
И Тася, осторожно приблизившись к обезьянке, подставила табурет, влезла на него и протянула руку,
стараясь поймать проказницу, Но Коко
был не промах и, прижимая к груди свою драгоценную ношу, пересел на другое место и выплеснул мимоходом из горшка добрую половину содержимого. При этом он, как ни в чем не бывало, поглядывал на девочку, строя ей самые
милые и уморительные рожицы.
Зато, когда у набивщиков
было мало пачек, конторщик начинал торопить Александру Михайловну: «Ты,
милая, поскорее работу сготовь, хоть пять тысяч принеси, все приму; уж ночь не поспи, а
постарайся, а то дело станет».
Самое трудное в ведении дел издательства
была необходимость непрерывной борьбы с той обывательщиной, которую все время
старалось проводить общество «Среда» с возглавлявшими ее братьями Буниными. Мне, кажется, уже приходилось писать о московских «
милых человеках», очень друг к другу терпимых, целующихся при встречах, очень быстро переходящих друг к другу на ты. Помню, как коробило это беллетриста д-ра С. Я. Елпатьевского...
Меня любили, счастье
было близко и, казалось, жило со мной плечо о плечо; я жила припеваючи, не
стараясь понять себя, не зная, чего я жду и чего хочу от жизни, а время шло и шло… Проходили мимо меня люди со своей любовью, мелькали ясные дни и теплые ночи,
пели соловьи, пахло сеном — и всё это,
милое, изумительное по воспоминаниям, у меня, как у всех, проходило быстро, бесследно, не ценилось и исчезало, как туман… Где всё оно?
—
Буду стараться исполнить волю вашу, — отвечала Луиза, опираясь ледяною рукою об руку своей
милой Кете.
Она увидела, что ее
милый, ее ненаглядный Тоня
старается лишь
быть с ней нежным, но что он не любит ее, а любит ее сестру.
И там продолжали спорить. Лельке очень понравился Ведерников. Гордые глаза, презрительно сжатые, энергические губы — настоящий пролетарий. И это
милое «понимашь». И согласна она
была как раз с ним, и спорила в его защиту. Но он пренебрежительно пробегал по Лельке взглядом и не обращал на нее никакого внимания. Это больно задевало ее. Юрка, с забинтованной головой и счастливым лицом, все время
старался держаться поближе к Лельке.
Выбрасывали, выносили и перетаскивали из домов имущества; кричали, бегали, толпились, толкали друг друга, рассказывали, что неприятель уже за
милю от города; иные едва не сажали его на нос каждому встречному и поперечному, и все
старались быть первыми у моста, чтобы попасть в замок, в котором, казалось им, заключалось общее спасение.
— Ничего,
милый, не горюй, — утешал его стройный и худощавый Беспалов, с Георгием на полушубке. — Ты человек женатый. Только знай посиживай тут. А жена уж для тебя дома
постарается, целое отделение пока нарожает. Приедешь,
будет кем командовать.
— Вот что̀, Берг,
милый мой, — сказал Ростов. — Когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я
буду тут, я сейчас уйду, чтобы не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда-нибудь, куда-нибудь… к чорту! — крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо,
стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: — вы знаете, не сердитесь;
милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.